Стихия одна, а люди — разные.Страшный паводок в российско-казахстанском приграничье стал общей бедой для двух стран, но как по-разному переживали его Россия и Казахстан

Пролистывая один за другим эти короткие видео, я не перестаю удивляться, какое огромное количество людей вовлечены в ликвидацию последствий стихии. Волонтерские пункты во множестве разбросаны по городу. И здесь эта работа инициирована отнюдь не губернатором по указке сверху. Сбор помощи, вывоз животных, поставка продуктов питания, чистой воды и одежды производится здесь за счет горизонтальных связей и абсолютно невиданной самоорганизации. Все то, что в РФ считается прерогативой государства, здесь держится на частной инициативе, на плечах обычных людей.

Ассамблея народов

Рядом с жителями Петропавловска со стихией борются и приезжие из других регионов — у добровольческих пунктов можно встретить машины из Астаны, Алматы, Уральска, Костаная…

Сегодня в Петропавловске русские и казахи вместе работают на разгрузке фур и развозят помощь нуждающимся. Армянская и курдская общины шьют для пострадавших постельное белье и подушки. Особенно тепло отзываются здесь о таджиках — в первые же дни бедствии они пришли на помощь. Таджикская диаспора готовила и развозила горячее питание в места прорывов дамб, участвовала в эвакуации людей из подтопленных районов, как и многие другие, обеспечивала работающих на дамбах резиновыми сапогами, комбинезонами, перчатками и лопатами.

Один из пунктов сбора гуманитарной помощи разместился в самом центре города, в здании Ассамблеи народов Казахстана. Импровизированным логистическим центром руководит работник АНК Булат Базарбаев, скромный, худощавый мужчина среднего роста, своим видом больше всего напоминающий сельского учителя. Он — мотор этой отлаженной машины добра и взаимопомощи.

— Та гуманитарка, что мы сейчас собираем, распределятся адресно, по заявкам, и как только машина приходит, на большую часть ее груза уже есть свои заявители. Мы ждем полного комплектования, перегружаем ее в «газельки» и развозим по адресам, — рассказывает Болат. — Жертвуют все: и наши горожане, и жители соседних районов. Только утром пришла машина из Астаны. Из России пришел один груз: казахская община Омска привезла питьевую воду.

— А кроме Омска, кто-то еще из России отправлял помощь?

Болат замешкался.

— Нуу… К нам нет. Но мы же не единственный пункт помощи, — будто оправдываясь, не желая обидеть журналиста с красным паспортом, продолжил Болат. — Грузы принимают и в ДК Железнодорожников, и в КЦ «Казахстан», в акимате города. Везде, где есть большие помещения, там склады. Нельзя сказать, что мы заведаем прям всем. У нас здесь свой фронт работы, вот им мы и занимаемся.

Без России с любовью

Среди волонтеров есть и россияне, те, кто приехал в республику после начала СВО. Из их числа — Станислав Сергеев, крупный высокий молодой человек лет тридцати. По его словам, начавшаяся более двух лет назад СВО похоронила его небольшой бизнес, завязанный на работе с Европой и США. А открытая антивоенная позиция вынудила его переехать в казахстанский Петропавловск.

За это время город и люди стали для него родными, и с началом паводка вместе с другими жителями Петропавловска Станислав пошел в волонтеры.

— Мне то, что я делаю и вижу здесь, позволяет вновь поверить в людей. Ты знаешь, я впервые за столько лет себя наконец-то нужным почувствовал. Все эти коробки, что мы с мужиками с утра до вечера грузим, развозим — это такой приток энергии дает. Я уж думаю, если мы с нашими взглядами там… — Станислав показал рукой в сторону, подразумевая этим жестом направление в Россию, — не нужны, я счастлив, что могу помогать людям здесь. В России я никогда не видел столько искренности и самоотдачи в людях. А здесь — все кому-то звонят, спрашивают, чем помочь. У кого что есть — привозят сюда. Такая самоорганизация! Здешние коммерсы — строители и дорожники — сняли технику с объектов и отправили на отсыпку и укрепление берегов. Краны, самосвалы, «газельки». Сами директора ездят за рулем, развозят все необходимое.

Станислав говорит, что ему как россиянину, хоть и уехавшему, было по-человечески обидно, что никто из России, за исключением омичей, не прислал в Петропавловск никакой помощи.

— Это же самый северный, самый ориентированный на Россию регион. И понятно, что у России сейчас свои головняки — с Орском, с Курганом… Но помощь здесь ждали, вот вообще любую. Ведь присылали и киргизы, и узбеки, даже были машины с турецкой гуманитарной помощью. До России — до того же Кургана — тут в два раза ближе, чем до Костаная или Астаны.

Перечисляя помощь, оказанную пострадавшим, как и другие мои собеседники, Станислав особо подчеркнул вклад, сделанный таджиками: первые несколько дней он работал с ними в одной эвакуационной команде. Достав телефон, Станислав поскролил записную книжку и спустя несколько мгновений продиктовал номер: «Убайдулло».

Дым над мечетью

Убайдулло назначил встречу в центральной мечети — и я быстро разыскал ее небесно-голубые купола и минарет. Зашел во двор. В воздухе чувствовался запах дыма. Во дворе никого — лишь чадящий мангал с огромным казаном и монотонный речитатив муллы, доносящийся изнутри мечети.

Я присел на деревянную скамейку, и спустя несколько минут протяжные звуки незнакомого языка утихли. Послышались скрипы и хлопки дверей. На улицу поодиночке стали выходить люди. Кто-то в обычной повседневной одежде, кто-то с бородами и тюбетейками, разных возрастов и социальных статусов. Кажется, среди них было даже несколько славян.

— Асаламалейкум, — послышался знакомый голос с характерным южным акцентом. — Это ты звонил?

Со мной говорил высокий улыбчивый мужчина в бейсболке и дорогом охотничьем костюме.

— Здравствуйте. Убайдулло?

— Да, — широко улыбнувшись, мужчина протянул руку.

По здешней традиции здороваться нужно двумя руками, похлопывая собеседника по плечу. Два рукопожатия, четыре, пять… Через минуту у казана собралось полторы дюжины мужчин от 35 до 60 лет. Самый старший из них, улыбаясь, проследовал к мангалу. Двое других поднесли невесть откуда взявшийся стол, на котором уже стояли пакеты с круглыми лепешками. Из багажника одного из припаркованных тут же автомобилей достали ножи, доску для резки и несколько длинных стяжек пластиковой посуды. Все действо, отточенное до автоматизма, заняло в лучшем случае полминуты.

Картонная крышка казана открылась, и воздух наполнился каким-то неземным запахом свежего, сваренного на открытом огне плова.

— Откуда сам?

— Из России.

Услышав это, мужчина округлил глаза и широко улыбнулся. Во взгляде его читалось искреннее удивление:

— Молодец. Правильно сделал, что приехал. Это Казахстан, здесь всем хорошим людям рады. А с нами поедешь?

— А куда вы собираетесь?

— За переправу, — обтекаемо ответил Убайдулло. — Там камазисты, этот плов мы для них готовим. Вчера на 1200 человек готовили. Сегодня на 500. Завтра на 700 человек варить будем. Люди же все в беде, всем помочь надо. И тем, кто пострадал, и тем, кто копает, и камазистам, и спасателям, и военным. Мы сейчас сплотились: русские, казахи, армяне, украинцы, немцы. Все, в ком человеческое есть, — для них национальность и религия не важны. Сегодня ты помог — завтра тебе, все одно доброе дело делаем.

По словам Убайдуло, все продукты, посуду и гуманитарную помощь он и его товарищи покупают на свои деньги и развозят продукты все также за свой счет.

— Чтобы помочь тем, у кого затопило дома, многие ушли с работы. Здесь весь рынок стоит, там рынок пустой — все здесь. Братья даже специально с Астаны сюда приехали, чтобы хватало людей. Кто приехать не может, деньги шлют.

Сам Убайдуло тоже работает на рынке, а по совместительству является главой таджикской диаспоры города Петропавловска. И по его словам, с момента начала наводнения представители таджикского бизнеса уже потратили на помощь пострадавшим более 25 миллионов тенге. В Петропавловск они прислали семь машин гуманитарной помощи.

За время нашего разговора лепешки превратились в треугольные ломтики, расфасованные по пакетам. Взяв один из них, мой собеседник отломил кусок и протянул мне.

— На попробуй. — Лепешка была еще теплой и ароматной. — Только из печи. Мы их сами готовим. Дайте тарелку кто-нибудь, — обратился Убайдулло к собравшимся. И тут же в его руке появилась глубокая пластиковая тарелка с рисом и большими дымящимися кусками мяса. — Угощайся, друг.

Плов оказался действительно стоящим. Разложив его по тарелкам и затянув их пищевой пленкой, мы загрузили эти тарелки в багажники и на задние сидения нескольких автомобилей. Но даже после этого на столе оставался целый таз с пловом. Его глава диаспоры планировал развезти нуждающимся лично.

Огромный бежевый «Инфинити» с таджикскими номерами — машина более чем заметная на улицах небогатого Петропавловска. И тем необычней грузить в багажник такой иномарки огромный, еще извергающий пар таз плова. Задние сиденья были заставлены большими 20-литровыми бутылями с питьевой водой, подсолнечным маслом и пакетами с блоками самых дешевых сигарет.

Представительское авто, ставшее рабочей лошадкой, лучше любого кино показывало, как жизнь любого из нас может измениться буквально за один момент.

Переправа

В тот же день, когда мы развозили плов, в утопающий 280-тысячный город прилетел лично президент Казахстана Касым Жомарт Токаев. Случись подобное в России, оставшиеся незатопленными улицы были бы парализованы ФСО, ФСБ и Росгвардией.

Словом, и в Петропавловске я готовился к тому, что мы весь день простоим со своим пловом в пробке. Но опасения мои не подтвердились. Кортеж Токаева в сопровождении трех машин казахстанской полиции пролетел мимо нас по городу и никаких особых неудобств не доставил.

А в пробку мы встряли лишь на выезде из города — и то по причине природной, а не политической. Около полутора километров дороги, ведущей к поселку МЖК и деревне Бешкуль, оказались размыты зашедшей на нее водой. На противоположную сторону бесчисленные грузовички и легковушки с гуманитаркой перетаскивали тягачи, армейские тралы. Это были обычные машины-работяги с номерами всех регионов этой большой страны.

Мы простояли в ожидании переправы около сорока минут. Угостили пловом военных из остановившего возле нас БТР российского производства. Угостили еще нескольких солдат, сотрудников МЧС и камазистов, дни напролет таскающих песок на строительство дамб.

Два мира

Чувство единого порыва, так отчетливо ощущаемое в казахстанском приграничье, казалось бы, должно быть схоже с тем, что я наблюдал в Кургане. Но нет — оно совершенно другое. В нем нет агрессии, претензии к тем, кто «не копает». В Петропавловске не слышно сирен, нет съемочных групп, нет журналистов, прославляющих подвиги народа. Да и самого ощущения подвига и превозмогания — тоже нет. Есть проблема, есть люди, которые молча, спокойно, с шутками и улыбками эту проблему решают. И решают не потому, что так повелело руководство, сняв мужиков с работы, выпроводив из кабинетов, дав отгул. Мужчины, женщины и даже дети работают по велению сердца. Просто потому, что чувствуют: так правильно, так надо. И именно в этом единстве ощущается подлинная сила.

После нескольких дней, проведенных в Петропавловске, я вернулся обратно. К этому времени вода в Тоболе поднялась на 10 метров. Правобережная часть города, как и ожидалось, была затоплена. Левая сторона не пострадала. Мешки с песком, укладка которых была в последние недели чем-то вроде локальной курганской национальной идеи, оказались абсолютно бессмысленной затеей. На нижних ярусах набережной Тобола вода легко перепрыгнула через них, а на верхних — даже не подобралась к ним и близко.

С паводком справилась дамба, построенная в начале 90-х. А мешки, отвалы песка, сигнальные ленты и патрули полиции оказались лишь декорацией, иллюстрирующей всю бесполезность нагнетенной до предела истерии.

Но даже теперь, когда угроза паводка миновала, в Кургане по-прежнему воют сирены — будто готовят нас к какой-то другой, еще неизвестной катастрофе.

Патропавловск–Курган